IV. ВОЗВРАЩЕНІЕ ВЪ РОССІЮ.
 

Еще изъ Мюнхена Валентина Семеновна Ъздила въ Римъ, гдЪ провела около двухъ мЪсяцевъ.Это было лЪтомъ1874 г., передъ отъЪздомъ въ Парижъ. Сына она отдала на это время въ одну нЪмецкмо семью, жившую около Зальцбурга. Въ РимЪ ей хотЪлось посовЪтоваться на счетъ своего «Тоши» съ близкимъ еще по Петербургу другомъ, Антокольскимъ, работавшимъ въ то время надъ «Петромъ» и «Христомъ». У него познакомилась она съ С. И. Мамонтовымъ, которому суждено было сыграть въ судьбЪ СЪрова немаловажную роль.
С. И. Мамонтовъ принадлежитъ къ тЪмъ исключительно одареннымъ натурамъ, которыя выдвинуло новое московское купечество, явившееся на смЪну «темному царству» Островскаго. За послЪдніе 30 лЪтъ купеческая Москва дала не одинъ десятокъ дЪятелей, имена которыхъ неразрывно связаны съ исторіей новЪйшей культуры Россіи. Время, въ которое они жили, будетъ когда нибудь казаться золотымъ вЪкомъ московской жизни, литературы и искусства. Портреты ихъ писалъ СЪровъ, Врубель создавалъ свои панно для ихъ дворцовъ. они прюбрЪтали все, что  выходило изъ мастерскихъ Виктора Васнецова, РЪпина, Сурикова, Левитана и Коровина.
Если П. М. Третьяковъ былъ среди нихъ самой значительной и глубокой личностью, то Мамонтовъ былъ наиболЪе яркимъ дарованіемъ. Трудно представить себЪ два большихъ контраста, чЪмъ оба они. Насколько Третьяковъ былъ тихъ и молчаливъ, настолько Мамонтовъ всегда и всюду вносилъ съ собой шумъ и оживленіе. Насколько сдержанъ и скрытенъ былъ первый, настолько же необузданъ и нараспашку—второй. Третьяковъ всю жизнь неуклонно велъ свою линію, намЪченную еще смолоду, и ни разу ей не измЪнилъ. Мамонтовъ вЪчно метался изъ стороны въ сторону, и въ концЪ концовъ, несмотря на то, что онъ обладалъ болЪе тонкимъ чутьемъ и имЪлъ всЪ задатки подлиннаго мецената большого стиля, Третьяковъ оставилъ болЪе глубокій слЪдъ въ исторіи русской культуры своей единственной въ мірЪ галереей. Правда, на сторонЪ Третьякова было то преимущество, что по самому характеру своей дЪятельности, состоявшей въ собираніи, въ созиданіи гигантскаго національнаго музея, онъ готовилъ себЪ осязательный, всей Россіи видный памятникъ. СовсЪмъ иного рода было «служеніе» Мамонтова. Онъ по всему духовному складу былъ меньше всего коллекцюнеромъ, ибо ничто ему не было так чуждо, какъ привычка оглядываться назадъ: онъ смотрЪлъ только впередъ, любилъ созидать, а не подводить итоги, любилъ грядущее, а не прошедшее, молодое, а не отживающее. Оттого то онъ такъ страстно увлекался каждымъ новымъ явленіемъ, оттого онъ всю жизнь казался, рядомъ съ уравновЪшеннымъ, мудрымъ и холоднымъ Третьяковымъ, какимъ то неистовымъ «декадентомъ». Значеніе Мамонтова не только въ томъ, что онъ первый оцЪнилъ В. Васнецова, СЬрова, К. Коровина и Врубеля; не въ томъ, что онъ сыгралъ огромную роль въ новомъ, націоналистическомъ движеніи въ нашемъ искусствЪ, поднятомъ тЪмъ же ВаснецовымЪ, ПолЪновымъ и продолженномъ Е. Д. ПолЪновой, Головинымъ и другими; даже не въ томъ, наконецъ, что онъ первый понялъ все значеніе Римскаго-Корсакова и первый отвелъ ему подобающее мЪсто въ русскомъ оперномъ репертуарЪ. Значеніе его заключалось въ томъ, что онъ, увлекаясь самъ. увлекалъ и другихъ, радуясь появленію каждаго новаго яркаго дарованія, неудержимо заражалъ своею радостью другихъ. Создавалась какая то вЪчно восторженная атмосфера, всЪ вЪрили въ свои силы, и вокругъ него кипЪла живая, дружная, радостная, большая работа. Заслуги этого человЪка передъ русскимъ искусствомъ, особенно въ области живописи и музыки—огромны, и когда нибудь онЪ дождутся еще всесторонней оцЪнки. Но когда знаешь исключительную одаренность всей этой фигуры, и вспомнишь, какія средства были въ его распоряженіи, не можешь достаточно подивиться сравнительной незначительности результатовъ. ВЪдь онъ могъ стать московскимъ Лоренцо ВеликолЪпнымъ, вокругъ котораго сгруппировалось бы все новое искусство Россіи, а онъ, какъ метеоръ, пронесся надъ Москвой, ослЪпилъ всЪхъ и угасъ.
Познакомившись съ Валентиной Семеновной, онъ пригласилъ ее въ свое подмосковное имЪніе. Приглашеніемъ она воспользовалась только черезъ годъ, и лЬтомъ 1875 г. СЪровъ въЪзжалъ съ ней въ Абрамцево. Этотъ быстрый переходъ прямо изъ Парижа въ русскую деревню, старый Аксаковскій домъ, березы, видныя изъ каждаго окна, липовыя аллеи,—все это произвело на него огромное впечатлЪніе, сказавшееся только значительно позже. Въ это лЪто искусствомъ въ АбрамцевЬ занимались мало, и СЪровъ ни разу не держалъ карандаша въ рукЪ. Занимались больше пикниками, Ъдой, верховой Ъздой и всякимъ озорствомъ. У Саввы Ивановича былъ сынъ Сережа, лЪтъ восьми, извЪстный теперь въ МосквЪ журналистъ С. С. Мамонтовъ. Этого мальчика рекомендовали СЪрову, какъ правдиваго и открытаго, всячески совЪтуя брать съ него примЪръ. ДЪло въ томъ, что мать обратила, наконецъ, вниманіе на угрюмый и скрытный характеръ сына и его замашки дикаря, рЪшивъ съ ними серіозно бороться. Къ этому побудило ее и то, что мальчикъ сталъ попадаться во лжи. Съ нимъ изредка случалось это и раньше, еще въ МюнхенЪ, и отдавая сына зальцбургскому нЪмцу, мать больше всего просила обратить вниманіе на искорененіе въ немъ лжи. Вообще ничто не было ей въ жизни такъ противно, какъ ложь, и поэтому она употребляла невЪроятныя усилія, чтобы сынъ ея вышелъ иравдивымъ и честнымъ. Какимъ блестящимъ успЪхомъ увЪнчались ея старанія, знаетъ каждый, кто имЪлъ дЪло съ СЪровымъ. Самъ онъ считалъ себя чрезвычайно обязаннымъ вліянію матери. Своей энергіей и настойчивостью она не только содЪйствовала выработкЪ въ немъ прямого характера, но и безпрестанно побуждала его къ систематическимъ занятіямъ рисованіемъ.
Осенью Валентина Семеновна уЪхала съ сыномъ въ Петербургъ и отдала его   въ пансюнъ Мая, тотъ самый, въ которомъ позже были Александръ Бенуа, Сомовъ и Философовъ. Въ пансіонЪ онъ пробылъ только до Пасхи, когда неожиданно заболЪлъ, и уже болЪе туда не возвращался. За всю эту зиму онъ почти ничего не рисовалъ, несмотря на частыя приставанья матери. Только во время болЪзни снова взялся за карандашъ, и очень долго и старательно срисовывалъ съ гравюры Сикстинскую Мадонну. Весной 1876 г. жившій у ннхъ студентъ-медикъ, съ которымъ они познакомились еще въ АбрамцевЪ, В. И. НЪмчиновъ пригласилъ ихъ въ свою Харьковскую деревню. Все это лЪто проходитъ также безъ рисованія. Зиму 1876—1877 г. они проводятъ въ Кіевъ, гдЪ НЪмчиновъ кончалъ свои выпускные амены. Онъ ежедневно занимался съ мальчикомъ и не прекращалъ этихъ занятой и слЪдуюшимъ лЪтомъ, въ деревнЪ. Ему удалось настолько его подготовить, что осенью 1877 г. СЪровъ безъ труда выдержалъ экзаменъ во второй классъ классической гимназіи. Въ эту зиму онъ снова немного сталъ рисовать, главнымъ образомъ, благодаря рЪшительному требованію матери. ЛЪто 1878 г. опять всЪ проводятъ въ деревнЪ НЪмчинова. ЗдЬсъ до Валентины Семеновны дошло извЪстіе, что РЪпинъ поселился въ МосквЪ, и это окончательно рЪшило судьбу СЪрова. Она видЪла, что всЪ ея понуканія приносятъ мало проку, а между тЪмъ ясно понимала, что у сына недюжинныя способности. Она ухватилась за послЪднюю надежду, и въ концЪ лЪта повезла его въ Москву. В. И НЪмчиновъ былъ назначенъ земскимъ врачомъ въ КіевЪ, и СЪровы должны были съ нимъ разстаться.